Воздух Грезы всегда звенит, как натянутая струна – тонко, на пределе слышимости. Этот звук не различают сновидцы, но всякий шуит знает каждую его ноту и чутко реагирует на изменения тональности, громкости и любые его оттенки.
Сейчас в этот звук вплетается шепот волн, клекот чаек в небесах и рыбьи песни.
На берегу окраинного моря сидит шуит. Ветер играет с легкими белыми прядями волос, прихваченными темной полоской ремешка – единственный яркий штрих на белом, перламутровом, серебристом его облике. Один рукав просторной рубашки подвязан сухой водорослью, второй неровно оборван – так сделал сам владелец, чтобы не мешалась.
Волны набегают на берег, но полукругом обходят шуит. Порой ветер гонит высокую волну и она встает над сыном грезы, замирает на миг, громко рокочет, пугая – тогда Хино прерывает свое занятие, оборачивается и негромко рычит в тон, скалится, и волна падает словно на прозрачный невидимый купол, окружающий шуит. Ни капли не попадает на рубашку и на рисунок на песке у его ног.
Хино чертит на песке тонкие линии, слагающиеся в руну. Кончик пальца двигается медленно, выводя штрихи, когда под руку попадаются камни, шуит кидает их через плечо и одни падают в воду и уплывают мальками, а другие собираются в невысокую пирамидку.
Руна похожа на птичий след, на переплетение шиповниковых веток – легкая, острая. Когда последняя линия заканчивает руну, она тоже начинает петь – но голос ее не слышит никто, кроме одного анх в мире яви.
Хино минуту любуется на законченную работу, а после поднимает лицо к светлому небу и в унисон с руной зовет:
- Иа-алу!
И от себя добавляет:
- Выходи играть!