perfect by nature
Воздух Грезы всегда звенит, как натянутая струна – тонко, на пределе слышимости. Этот звук не различают сновидцы, но всякий шуит знает каждую его ноту и чутко реагирует на изменения тональности, громкости и любые его оттенки.
Сейчас в этот звук вплетается шепот волн, клекот чаек в небесах и рыбьи песни.
На берегу окраинного моря сидит шуит. Ветер играет с легкими белыми прядями волос, прихваченными темной полоской ремешка – единственный яркий штрих на белом, перламутровом, серебристом его облике. Один рукав просторной рубашки подвязан сухой водорослью, второй неровно оборван – так сделал сам владелец, чтобы не мешалась.
Волны набегают на берег, но полукругом обходят шуит. Порой ветер гонит высокую волну и она встает над сыном грезы, замирает на миг, громко рокочет, пугая – тогда Хино прерывает свое занятие, оборачивается и негромко рычит в тон, скалится, и волна падает словно на прозрачный невидимый купол, окружающий шуит. Ни капли не попадает на рубашку и на рисунок на песке у его ног.
Хино чертит на песке тонкие линии, слагающиеся в руну. Кончик пальца двигается медленно, выводя штрихи, когда под руку попадаются камни, шуит кидает их через плечо и одни падают в воду и уплывают мальками, а другие собираются в невысокую пирамидку.
Руна похожа на птичий след, на переплетение шиповниковых веток – легкая, острая. Когда последняя линия заканчивает руну, она тоже начинает петь – но голос ее не слышит никто, кроме одного анх в мире яви.
Хино минуту любуется на законченную работу, а после поднимает лицо к светлому небу и в унисон с руной зовет:
- Иа-алу!
И от себя добавляет:
- Выходи играть!
Сейчас в этот звук вплетается шепот волн, клекот чаек в небесах и рыбьи песни.
На берегу окраинного моря сидит шуит. Ветер играет с легкими белыми прядями волос, прихваченными темной полоской ремешка – единственный яркий штрих на белом, перламутровом, серебристом его облике. Один рукав просторной рубашки подвязан сухой водорослью, второй неровно оборван – так сделал сам владелец, чтобы не мешалась.
Волны набегают на берег, но полукругом обходят шуит. Порой ветер гонит высокую волну и она встает над сыном грезы, замирает на миг, громко рокочет, пугая – тогда Хино прерывает свое занятие, оборачивается и негромко рычит в тон, скалится, и волна падает словно на прозрачный невидимый купол, окружающий шуит. Ни капли не попадает на рубашку и на рисунок на песке у его ног.
Хино чертит на песке тонкие линии, слагающиеся в руну. Кончик пальца двигается медленно, выводя штрихи, когда под руку попадаются камни, шуит кидает их через плечо и одни падают в воду и уплывают мальками, а другие собираются в невысокую пирамидку.
Руна похожа на птичий след, на переплетение шиповниковых веток – легкая, острая. Когда последняя линия заканчивает руну, она тоже начинает петь – но голос ее не слышит никто, кроме одного анх в мире яви.
Хино минуту любуется на законченную работу, а после поднимает лицо к светлому небу и в унисон с руной зовет:
- Иа-алу!
И от себя добавляет:
- Выходи играть!
Шуит развернулся, как пружина. Ошметки тьмы разлетелись из-под лезвия, и в тот же момент первая волна хлынула на них, рассчитывая задавить не чарами - числом.
Хино не сбивался с дыхания, но вместо слов транслировал Иалу образы и следующее действие разворачивалось для анх веером вероятностей.
В первой меч продолжал ткать смертоносную паутину, и враги рассеивались, едва коснувшись острых тенет.
Во второй меч оставался поднятым, и тени, не успев напасть, палыми листьями стелились по полу перед Отражением и мечом, и темной мантией за ними, послушные, готовые последовать туда, куда укажет острие.
В третьей они менялись местами и вот уже Иалу сжимал в руке меч-Хино.
В четвертой…
Хино чувствовал невероятную притягательность противника – то, что верно заставляло других неразумных не убегать, почуяв опасность, но спешить скорее к ней и погибать в острых зубах гончей, которая тоже была им, или в схватке, или исчезать под огненным взглядом. Он знал, что мнимая сладость близкой схватки – ловушка, но это лишь радовало его – встреча с равным противником. «Я заберу это, когда одержу над ним победу», - подумал он, - «его свойство. И каждый, кто не друг, захочет напасть на меня».
Но противник был не промах. Охотник тоже оказался азартен, внезапно вспыхнув точно сухой лист, обдав жаром один из мечей, пропустив через себя... Эта часть Иалу сгорела стеблем в руке шуит, пламя лизнуло руку Отражения, сделав его уязвимым.
Как и та, что в облике Охотника стояла напротив.
Ручейки тумана стекали с его одежд и мешались с туманными прядями шерсти гончей. Дымное озеро далеко растекалось по залу и прочие твари спасались от него, поднимаясь выше на колонны и свисая с них гроздьями. Края белых одежд Отражения напитывались серым, захотелось брезгливо взлететь, но он не позволил себе отвлечься.
Кто же истинный враг…
Он выбрал гончую и, без слов велев Проблеску прянуть назад, взвился над ней, метя острием клинка в цель.
Там ничего не было. Долю мгновения, пока длился резкий бросок, он смотрел по сторонам и удивлялся - обычно меч не созерцает в бою, превратившись в энергию движения, намерение и направление - а сейчас мог, словно созерцание это единственное, что оставалось... пустота была вязкой, неуязвимой и разрушала медленно. Он ничего не чувствовал, но плавился как воск, как кристалл в кислоте.
Но клинок в руках отрезвлял, не позволял сдаться.
Хино рванулся из последних сил: капкан будто выпустил жертву, но взлетев над туманным маревом, отряхивая с лезвия меча клочья липкой субстанции, шуит как на клинок напоролся на взгляд тени, взгляд Охотника. Он прошел насквозь и Хино на один миг распался на мириады электрических разрядов: тут же усилием воли вернулся в себя, но мига, когда он перестал быть собой, став лишь частью Грезы, хватило, чтобы меч, до того признававший в нем Отражение имарха, отринул сжимающую его руку. Иалу ощутил, как снова меняется восприятие, упал на землю уже не клинок, а сид, гаснущим сознанием отметил, что меч обратился обратно в кристалл на шнурке, обвивающем шею. В шаге от него навзничь рухнул шуит.
Сознание прояснялось не сразу, волнами. Тихая темнота выпускала неохотно и Хино долго замирал в каждом моменте возвращения нового воспоминания. Где он и что он? Охотится вместе с волком и, чтобы не спугнуть добычу, стал деревом, вот и не видит сейчас мир? Или может его обездвижил Син из-за очередное проделки... или нет, они с Иалу играли в прятки... наверно, шуит сейчас прячется и так врос в каменную стену лабиринта, что кажется сам себе тяжелым и немым, как камень.
Следующая волна принесла волчью песню, а потом стремительным вихрем в память ворвались образ меча и спарринг с анх, анх-меч, бой с тенями и проигрыш.
Шуит еще некоторое время лежал, устроив голову на руке и думал о том, где же он ошибся в ходе поединка. Способность связно соображать к нему почти вернулась, но не до конца, и он, пообещав себе усвоить урок позже, пружинистым движением вскочил с места, крутанулся вокруг себя, чтобы застать врасплох противника, если он оказался бы рядом. Но никого не было - кроме Иалу, который еще не пришел в себя и лежал неподалеку в высокой сухой траве. Сухие травяные стебли, острые как бритва, проткнули рубашку анх в нескольких местах, несколько царапающих травинок Хино вытряс из волос. Травяной пятачок окружали деревья или кусты: высокие прозрачные стволы не толще пальца расходились хрупкими на первый взгляд ветками, каждая из которых заканчивалась ажурным цветком-фонариком, таким же высохшим и мертвым, как трава. Поляна была замкнута со всех сторон, ни тропы, ни просвета между частоколом странных растений.
- Иалу, эй! - шуит звал без слов, чтобы не привлечь к себе ненужное внимание кого бы то ни было.- Просыпайся! - недолго думая, он вызвал образ гиганской водомерки и тонкой лапой поскреб у уха анх, чтобы тот скорее вернулся в себя.
- Хино, это сильно. И ужасно. Но здорово, правда. Я бы так и валялся в пограничном состоянии, а ты выдернул меня лучше холодной воды за шиворот. Нет, не надо воду, я уже в порядке. Только убери от меня это...
Хино стал обратно мальчиком и примирительно протянул Иалу ладонь,
- Я так еще буду, но потом. Давай отсюда выберемся?
Но едва шуит движением отдалился на локоть от центра поляны, в центре цветов, к которым он приблизился, загорелись зеленые огни, они задрожали, и сухие семена внутри издали предупреждающий звон.
- Хино, где они?
С некоторой долей сомнения глянул на пленные огни. Не было никакой гарантии, что освобожденные, они не попытаются сами съесть его, или анх. Впрочем Хино быстро вспомнил, кто в Аменти самый сильный шуит (а если кому-то проигрывает, то это только для того, чтобы ему, Хино, было нескучно) и принялся расплетать сети чужого заклятия, стараясь обходить сигнальные, которые точно позвали бы Охотника. Не боялся, но желал сам выбрать, когда звать, а не полагаться на чужую волю.
- Давай же, не держи его. Пусть он светит там, где сам захочет. Подумай, как будет хорошо, если он вдруг сам выберет вернуться к тебе, и скажет "останусь с тобой".
Иалу не задумывался о словах и говорил первое, что придет в голову. Потом слова кончились, и он начал напевать что-то незнакомое, может совсем новую песню. Впору было думать о своем печальном положении - они проиграли, оказались непонятно где, кругом опасность - но это все отошло на второе место.
Приземлилось на макушку имарха и по ощущениям принялось вить там себе гнездо.
- Эй! - Хино быстро отвлекся от освобождения других огней и навис над анх, - а ну брысь оттуда!
Схватил огонек в кулак, но тут же разжал ладонь и затряс обожженной рукой. Существо вилось вокруг него, как рассерженная оса, и пело без остановки.
- Ее зовут Эатэ, - перевел Хино с непонятного на понятный. - Ее нельзя трогать. Ты ее спас от ужасной участи, а значит забрал себе ее смерть. Вернуть обратно она ее не может, но хочет убедиться, что ты надежно будешь за ее смертью присматривать, поэтому будет теперь летать с тобой.
Наконец вышел драконий хвост ото лба, к которому протянулись косички от висков, а вместе они собирались петлей на затылке. Эатэ поместилась в нее целиком и светилась зеленым, как драгоценный камень, бросая отблеск на черное. Взволнованный тем, что получилось своими руками изменить что-то в облике анх, Хино сделался странно молчаливым - обычно лик грезы менялся от мыслей жителя яви, но сейчас случилось наоборот, и он сохранил в себе воспоминание , положив его в тайный сундук.