perfect by nature
Воздух Грезы всегда звенит, как натянутая струна – тонко, на пределе слышимости. Этот звук не различают сновидцы, но всякий шуит знает каждую его ноту и чутко реагирует на изменения тональности, громкости и любые его оттенки.
Сейчас в этот звук вплетается шепот волн, клекот чаек в небесах и рыбьи песни.
На берегу окраинного моря сидит шуит. Ветер играет с легкими белыми прядями волос, прихваченными темной полоской ремешка – единственный яркий штрих на белом, перламутровом, серебристом его облике. Один рукав просторной рубашки подвязан сухой водорослью, второй неровно оборван – так сделал сам владелец, чтобы не мешалась.
Волны набегают на берег, но полукругом обходят шуит. Порой ветер гонит высокую волну и она встает над сыном грезы, замирает на миг, громко рокочет, пугая – тогда Хино прерывает свое занятие, оборачивается и негромко рычит в тон, скалится, и волна падает словно на прозрачный невидимый купол, окружающий шуит. Ни капли не попадает на рубашку и на рисунок на песке у его ног.
Хино чертит на песке тонкие линии, слагающиеся в руну. Кончик пальца двигается медленно, выводя штрихи, когда под руку попадаются камни, шуит кидает их через плечо и одни падают в воду и уплывают мальками, а другие собираются в невысокую пирамидку.
Руна похожа на птичий след, на переплетение шиповниковых веток – легкая, острая. Когда последняя линия заканчивает руну, она тоже начинает петь – но голос ее не слышит никто, кроме одного анх в мире яви.
Хино минуту любуется на законченную работу, а после поднимает лицо к светлому небу и в унисон с руной зовет:
- Иа-алу!
И от себя добавляет:
- Выходи играть!
Сейчас в этот звук вплетается шепот волн, клекот чаек в небесах и рыбьи песни.
На берегу окраинного моря сидит шуит. Ветер играет с легкими белыми прядями волос, прихваченными темной полоской ремешка – единственный яркий штрих на белом, перламутровом, серебристом его облике. Один рукав просторной рубашки подвязан сухой водорослью, второй неровно оборван – так сделал сам владелец, чтобы не мешалась.
Волны набегают на берег, но полукругом обходят шуит. Порой ветер гонит высокую волну и она встает над сыном грезы, замирает на миг, громко рокочет, пугая – тогда Хино прерывает свое занятие, оборачивается и негромко рычит в тон, скалится, и волна падает словно на прозрачный невидимый купол, окружающий шуит. Ни капли не попадает на рубашку и на рисунок на песке у его ног.
Хино чертит на песке тонкие линии, слагающиеся в руну. Кончик пальца двигается медленно, выводя штрихи, когда под руку попадаются камни, шуит кидает их через плечо и одни падают в воду и уплывают мальками, а другие собираются в невысокую пирамидку.
Руна похожа на птичий след, на переплетение шиповниковых веток – легкая, острая. Когда последняя линия заканчивает руну, она тоже начинает петь – но голос ее не слышит никто, кроме одного анх в мире яви.
Хино минуту любуется на законченную работу, а после поднимает лицо к светлому небу и в унисон с руной зовет:
- Иа-алу!
И от себя добавляет:
- Выходи играть!
Вот и теперь он подул в нее и услышал недовольный отклик. Но решил, что первые ноты всегда комом и рассмеялся, когда с кончика упал шерстяной клок вместо хрусталя, а следом за ним, царапая иголками, пара мелких морских ежей покатились по мозаичному полу. Следующая нота прозвучала так странно, что он от неожиданности замер, продолжая дуть и прислушиваться.
Нота была не одна. Словно свирель решила позвать на помощь и кто-то откликнулся. Резковатый диссонанс сперва заставил сердце биться сильнее, но потом все выровнялось, и двухголосие сплелось в симпатичный узелок, расплелось и пересеклось снова. Вслушавшись во второй голос, которого - анх готов был поклясться - не играл, он вдруг понял, что так звучит что-то очень знакомое, словно позвали его самого. Это пела его собственная руна, кто-то звал его - а кому было звать, как не его шуит? Иалу сунул свирель за пояс и подошел к светильнику на стене. Он висел выше его головы, и пришлось сперва подтянуться на руках, чтобы быть поближе к огню. В круглых глазах сидхэ отразилось яркое пламя, потянуло за собой, и он взлетел как из воды на каменный берег, очутившись рядом с Хино и стряхивая копоть в рукава.
Оглядев шуит, решил, что ему тоже позарез нужна такая же водоросль, но вслух не сказал. Решил, что сам найдет подходящую и сделает свой полезный узелковый шнурок.
- Подари ей, - сказал шуит. – Если понравится – может, перестанет артачиться.
Сказал – и белые глаза стали очень хитрые, словно он ни за что бы не стал признаваться, как узнал о флейте: расслышал ли музыкальные упражнения анх через раковины на побережье, или подглядел через зеркальный осколок, незаметно лежащий в углу комнаты.
С этими словами он протянул шуит свирель, а сам вытащил откуда-то небольшой овальный инструмент с несколькими металлическими язычками. Звук, который он издал, коснувшись одного, был похож на мелодичный колокольчик, начинающий петь сразу плавно, без звонкого удара.
Хино все медлил, пока звучала мелодия похожего на отражение луны инструмента в руках Иалу. Запоминал ноты, и словно истаивал, становился совсем прозрачным и легким, не выпуская впрочем свирель. Вместо мальчика над песком танцевал небольшой смерч, медленно заворачивая в спирали воздушные потоки. В середине как сердце металась рыбка, которую хвост смерча утянул из набежавшей волны вместе с водяным пузырем.
Хино-смерч наконец подул в свирель: не зажимая отверстий, но воздушной сутью проникая лишь в нужные. Сначала запаздывая на такт, а после подстроившись, она запела в унисон с анх. Мотив плыл над берегом, оставляя в воздухе мерцающий след.
- Я всегда знал - то, что создано Грезой, лучше всего звучит в Аменти. К чему заставлять становиться явью то, что слишком тонко для нее? Лишь то, что само хочет проявиться, сможет обрести настоящее бытие. Эта свирель не хотела. Зато с тобой ей будет хорошо. Твоя!
В следующий же миг песчинки на берегу стали увеличиваться в размерах (или мальчики уменьшались?), заслоняя собой волны. Морской берег исчез, а из песка и камня перед друзьями встала высокая стена в два роста. Налево она простиралась так далеко, насколько хватало взгляда, а направо плавно заворачивала вбок. Стена обнаружилась и за спиной, в десятке шагов в ней открывалась арка, но что за ней - с такого расстояния видно не было.
- Я придумал его сегодня, - сказал Хино о лабиринте. - Десять лун говорил с камнем и песком, чтобы они поднялись, а потом позвал тебя. - Он начертил в воздухе контуры руны. - Будешь играть со мной, Иалу? Во внешнем мире будет проходить только миг за каждый закат здесь. Мы не опоздаем на занятия завтра... возможно.
Там, где у Иалу на макушке торчал хохолок, у шуит отросло белое перо с мягким стержнем, покачивающееся в такт движениям головы.
- Выиграю - что?
Со стены скатился ручеек песка и гальки - в сухом шороха померещился смех. Лабиринт прислушивался к гостям и, простершийся одновременно во все стороны, а также вниз и возможно где-то вверх, так отвечал или на то, что может надоесть, или своим странным мыслям.
- Одна ракушка, два камня... пять стрекоз, шесть лун... десять искр от свечи. Будет тысяча счетов, Иалу!
Слушая, как Хино считает, он про себя поправлял, когда тот перескакивал через десятки, но ждал терпеливо, соображая. что надо-сделать, чтоб шуит, проходящий мимо, не заметил ничего подозрительного. Первым делом втянул в себя тень. Всю целиком. Помещалась она плохо и слегка давила на уши изнутри. Мальчик помотал головой, утрамбовывая, и принялся тормозить дыхание. Хино не досчитал и до семидесяти, а анх уже знал, что ни одного его движения пространство Аменти не ощущает, а значит, не почувствует и Хино. Что еще?.. Не смеяться, когда товарищ примется искать и, возможно, успеет уйти далеко, прежде чем спохватится.
Шуит открыл глаза и крутанулся на месте, оглядывая окрестности. Звук шагов стих достаточно быстро, значит анх был где-то близко... если не отрастил крыльев и не улетел. В лабиринте было пусто и тихо. Арка или поворот? Хино не колебался в выборе: каждый вариант мог оказаться неверным, а значит отдалил бы его от разгадки. Он снова зажмурился и привычно растекся облаком белого тумана. Медленно, неуклонно молочные клубы и ручейки расползались окрест, туманный хвост оставил капли росы на той стене, где прятался Иалу, но не заметил в ней странного.
Туман разошелся далеко вокруг и замер недоуменным облаком, быстро потемневшим в тучу. Туча заворчала, посверкала молниями, погрохотала и задумалась. Хино уже не казалось, что найти Иалу будет легкой задачей, и если поначалу он хотел дать зарок не делать того, чего не умеет живущий, то теперь передумал и настроился действовать всерьез, когда настанет его очередь.
Мог ли он не заметить товарища в поисках? Внимание тумана было рассеянным и шуит понимал, что мог. А тот не выдал себя, потому что нет ничего опасного в облаке. Туча полыхнула яростно, молния, ударившая в камень, высекла из него сноп искр. Гореть среди камня было нечему, но искр становилось больше, сквозняк раздувал их и вот уже огненный поток разлился вширь, яркими всполохами крася все вокруг в алый и золотой.
- Не будет правил. Я просто спросил. Интересно же узнать, придется ли наставнику Сину опять спасать меня. Не хотелось бы его видеть здесь. Если он узнает, обещал не отпустить ночью под мост, сказал, сам проследит, а у меня там светляки. Ну, такие, знаешь... словом, я должен.
Иалу поскреб спину, но ему показалось мало, и он потерся ею о стену.
- Один-один. Мы еще посмотрим, кто кого... - и он, не изменяя себе, зажмурился, но считать стал уже невпопад, и после "десять!" последовало "пятьсот три!", а после "пять!" и тысяча могла наступить в любой момент.